День выдался на редкость жаркий, и настоятель монастыря укрылся от палящего солнца в тени навеса. Временами его одолевал сон, но спать мешали суетные мысли: «Да, с ночными бдениями дело худо. Монахи всякий раз безбожно засыпают. Надо что-то предпринять...» В его размышления назойливо вторгался скрипучий голос пастуха, который с почтительного расстояния вещал некую странную историю.

  — Как наедятся козы ягод, значит, — канючил пастух, прижимая к груди широкополую соломенную шляпу, — прямо сладу с ними нет. И хозяева жалуются...

  — Какие ягоды? — переспросил настоятель.

  — Красные ягоды, — оживился пастух. — Вот красные ровно кровь, их полным-полно на деревьях, а деревья эти растут по склонам гор.

  — И что же происходит с козами, когда они отведают ягод?

  — Да всю ночь не спят, людям покоя не дают, будто бес в них вселился.

  С настоятеля сонную одурь как сдуло.

  — Ты вот что, — строго сказал он пастуху. — Принеси-ка мне этих диковинных ягод, а мы здесь разберемся.

  Вскоре монастырь в небольшом эфиопском селении Бунна зажил по-новому. Настоятель молол сушеные ягоды, варил отвар и каждый вечер заставлял братию выпивать по чашечке. Как ни противились монахи, а по ночам им теперь приходилось бодрствовать.

  Трудно сказать, так ли это было на самом деле, но, если верить легендам, именно любопытные козы и нерадивые монахи помогли людям познакомиться с кофе. Его родиной считают Эфиопию, точнее, одну из ее 14 провинций — Каффу, давшую имя этому напитку. Кофейные деревья невзрачные, невысокие, с темно-зелеными глянцевыми листьями, в пазухах которых прячутся белые душистые цветы — по 17— 20 на веточке. Плоды действительно ярко-красные, в каждом по два кофейных боба. По мере созревания плоды темнеют, и тогда работники плантаций собирают урожай в большие плетеные корзины. Кофе ссыпают в огромные кучи, затем сушат на знойном солнце на листах железа, промывают, сортируют в специальных машинах, ссыпают в мешки и везут на рынок.

  — Каффа знаменита своим кофе, и три четверти обрабатываемой земли заняты у нас кофейными плантациями, — рассказывал мне главный администратор провинции Касаи Мандефро. — Правда, его выращивают и в прочих провинциях, например, в Харарге, Сидамо, Арусси, Илуба-боре... Плоды отличаются по размеру, форме, цвету, вкусу и запаху, так что любители могут составить великое разнообразие смесей — каждый на свой вкус. Но мы имеем все основания гордиться, потому что родина кофе — наша провинция. Главный администратор снова наполнил мою чашечку — которую уже по счету? — «фирменным» напитком — густым ароматным кофе и продолжил:

  — Не только Каффа — экономика всей страны зависит от урожая кофе. Эта культура обеспечивает около 70 процентов валютных поступлений в. государственную казну, а вообще в кофейном деле занято почти пять миллионов человек: крестьяне на плантациях, сезонные рабочие — сборщики урожая, торговый люд... Плохой урожай — и Каффе грозит голод, поэтому в последние годы правительство поощряет возделывание продовольственных и технических культур. Например, у нас в провинции уже создано девять госхозов, где наряду с кофе выращивают овощи и цитрусовые... Проблем много в разных областях хозяйства. Взять хотя бы дорожное строительство. Вы, по-видимому, уже познакомились с нашими дорогами?

  Я кивнул. Путь от Аддис-Абебы до административного центра Каффы города Джимма оставил неизгладимое впечатление. Дорога похожа на след зайца, убегающего от преследователей: скачет вверх и вниз, извивается, петляет, возвращается к исходной точке и разве только не пересекается сама с собой. За машиной тянется длиннейший шлейф бурой пыли, достаточно затормозить, чтобы все вокруг заволокло плотным облаком. Обгонять приходится практически вслепую. Временами дорогу стремглав перебегают бабуины, чем-то напоминающие нашкодивших мальчишек.

  Путь длиной в 340 километров я одолевал почти семь часов, а Гирма Тадессе, механик из Джиммы, управляется за три.

  — Не расстраивайтесь, — утешал он меня, когда мы сравнили наши показатели. — Во-первых, нужна сноровка. Во-вторых, — здесь Гирма хитро сощурился, — вы приехали на японской «тойоте», а у меня ГАЗ-21. Да, именно ваша, как вы ее называете, «старая» «Волга». Я ведь не только механик, я местный агент смешанной советско-эфиопской торговой фирмы «ЭФСО трейдинг компани», которая организует поставки советских автомобилей и сельскохозяйственной техники. Так вот, моя «Волга» — лучшая реклама вашей продукции на наших дорогах.

  Гирма Тадессе помедлил и добавил без лишней скромности:

  — Нельзя, естественно, сбрасывать со счетов и мастерство водителя. Но у вас, правда, веские причины для медленной езды. По дороге у нас есть что посмотреть.

   Новая жизнь «нового цветка»

  Аддис-Абеба стоит на холмах в окружении высоких гор, густо поросших лесом, где преобладают эвкалипты. Улицы вьются по крутым склонам, и редко можно угодить на спокойный пологий проспект. Из центра, застроенного кинотеатрами и магазинами, многоэтажными зданиями учреждений и деловых контор, в гору поднимается просторная магистраль, упирающаяся на вершине холма в башню муниципалитета, а дальше магазины и кинотеатры помельче, памятники, школы...

  Жизнь в эфиопской столице нарушает все привычные представления об Африке. По карте до экватора, кажется, рукой подать, но среднегодовая температура едва превышает 16 градусов, и по вечерам нужно надевать свитер, топить камин. Город лежит на высоте двух с половиной тысяч метров над уровнем моря, и это спасает его обитателей от африканской духоты. Однако, радуясь прохладе, пришельцы с равнинных частей планеты часто жалуются на кислородную недостаточность и, поднявшись пешком на третий этаж, порой страдают одышкой.

  Своим местоположением Аддис-Абеба — в переводе с амхарского это означает «новый цветок» — обязана эфиопскому императору Менелику II, который в конце минувшего столетия решил переместить столицу в горы Энтото, служащие водоразделом между Голубым Нилом на севере и рекой Аваш на юге. Первые дома гнездились на самых вершинах, но через несколько лет они спустились к подножию гор, ближе к горячим минеральным источникам, которыми и сейчас славится город. С именем Менелика II связана эпоха централизации эфиопского государства и борьбы за независимость. В 1896 году в битве при Адуа войска Менелика наголову разбили вооруженные части итальянских колонизаторов, после чего Италия признала полную независимость Эфиопии.

  Раненым воинам Менелика оказывал помощь санитарный отряд Российского общества Красного Креста, и в его честь одна из улиц Аддис-Абебы названа Русской. Ныне в Аддис-Абебе действует больница советского Красного Креста, снискавшая за последние тридцать с лишним лет любовь и уважение жителей столицы и ее окрестностей. Сотням тысяч эфиопов — обитателям центральных районов и самых отдаленных уголков — помогли советские «хакимы» — врачи, и многие эфиопы обязаны им жизнью.

  Впрочем, не только советские врачи трудятся в Эфиопии. В столичном университете, в политехническом институте города Бахрдар, в колледжах и школах разных районов страны читают лекции и принимают экзамены советские преподаватели. Здесь работают группы советских геологов, экспертов сельского хозяйства, химической, горнодобывающей и других отраслей промышленности. В Ассабе, городе-порте у Красного моря, действует нефтеперерабатывающий завод, построенный с помощью СССР. В городе Амбо расположена советская фитопатологическая лаборатория, оснащенная самым современным оборудованием, и наши ученые помогают Эфиопии в борьбе с болезнями растений и вредителями полей, наносящими огромный ущерб урожаю.

  Нынешняя Аддис-Абеба протянулась почти на 15 километров с севера на юг и на 12 километров с востока на запад, а ее население превысило миллион человек. Особый район столицы — Меркато, один из самых знаменитых и обширных рынков в Африке, город в городе, число обитателей коего не поддается никакому учету. Это лабиринт микроскопических магазинов и лавок, где торгуют одеждой и обувью, сувенирами и домашней утварью, ряды овощей и фруктов, специй и посуды, расписных корзин и черных глиняных горшков. На Меркато можно купить все, что угодно, — от новейшей музыкальной системы до когтей льва, если, конечно, имеется запас времени и вы способны долго, со вкусом торговаться. В противном случае покупателя просто «не поймут».

  Раньше земля и жилые дома в столице принадлежали членам императорской семьи, аристократам, крупным чиновникам, бизнесменам, церкви. Разорившиеся крестьяне, приходившие в Аддис-Абебу за сотни километров в поисках пропитания, вынуждены были селиться в низинах, по долинам нечистых рек, в мутные воды которых город сбрасывал отбросы. Болезни ежегодно уносили большую часть новых поселенцев. По городским улицам бродили больные и нищие, толпы калек осаждали иностранных туристов и местных богачей, а под заборами и у стен домов ночевали бездомные старики и мальчишки, весь наряд которых состоял из дырявого мешка, подобранного на свалке.

  Жизнь текла медленно, как бы в полудреме, и так же тихо, без лишнего шума, умирали сотни тысяч крестьян в Харарге, Волло и других провинциях, измученных жестокими многолетними засухами. Из десяти эфиопов девять не умели читать и писать, одна больничная койка приходилась на три тысячи больных, и один врач обслуживал более 76 тысяч человек. Средняя продолжительность жизни едва превышала сорок лет, а двое из трех новорожденных умирали, не дожив до пяти лет.

  Такой была Эфиопия три тысячи лет, и так могло продолжаться еще не одно столетие. Но в феврале 1974 года на улицы Аддис-Абебы вышли рабочие и студенты с требованиями демократии и коренных реформ. Армия, веками защищавшая трон, перешла на сторону народа. В сентябре пала монархия, и власть взял Временный военный административный совет (ВВАС). Казалось бы, очередной верхушечный переворот... Мало кто за пределами Эфиопии представлял, что именно в армии, единственной организованной и дисциплинированной силе в стране, нашлись революционные демократы, вдохновленные идеями радикальной перестройки эфиопского общества.

  Они дали ясно понять, к чему стремятся, когда в декабре был провозглашен курс на социалистическую ориентацию и опубликована декларация основных принципов политики ВВАС. В экономической области — это создание и укрепление государственного сектора, в социальной — равноправное развитие различных культурных и этнических групп населения, в сфере государственного строительства — обеспечение народным массам права на самоуправление и участие в управлении государством, а в области внешней политики — курс неприсоединения и невмешательства во внутренние дела других государств, борьба против расизма, империализма и неоколониализма, за укрепление мира и дружбы со всеми народами земного шара. В конце апреля 1976 года была обнародована Программа эфиопской национально-демократической революции. В отличие от ряда африканских государств, декларировавших у себя социализм, в программе четко определено, что в настоящий момент страна переживает этап национально-демократической революции и главная цель — полное искоренение феодализма, капитализма и империализма. Эфиопия, провозгласил ВВАС, избрала создание общества, основанного на принципах научного социализма, как единственный метод решения сложных проблем, стоящих перед страной.

  Власть в городах н селах перешла в руки ассоциаций крестьян и городских жителей — новых органов власти на местах, порожденных революцией. Одновременно была осуществлена перестройка профсоюзов на новой основе, возникли молодежные и женские организации. Землю в городах и сельской местности национализировали, а дворцы, виллы и доходные дома, находившиеся прежде в частной собственности, передали учебным и детским заведениям, больницам и общественным организациям.

  Сейчас облик эфиопской столицы быстро меняется. Доживают еще век кварталы глиняных лачуг, но после революции тысячи семей переехали в благоустроенные дома, а квартплата для бедняков была сокращена вдвое. Еще остаются уличные колонки, далеко не везде есть водопровод и канализация, но все больше мест, где чернеют полосы свежего асфальта — здесь пролегли трубы городской коммунальной сети. Управление Аддис-Абебой теперь передано городскому совету, избранному на съезде делегатов, которые представляли почти триста «кебеле» — ассоциаций городских жителей. Памятники императору и рекламу иностранных напитков сменили плакаты и лозунги, зовущие к построению общества, свободного от угнетения и эксплуатации. Над площадью Революции в центре столицы высоко подняты на металлических шестах портреты Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Владимира Ильича Ленина.

   На линии фронта

  ...Танки наступали с юга по узкой проселочной дороге, покрытой толстым слоем красноватой пыли, в которой ноги утопают по щиколотку, как в дорогом ковре. Над полем боя, словно грозовая туча, повисло бурое облако, прорезаемое молниями взрывов. Артиллерийские расчеты посылали снаряд за снарядом, и на дикой жаре чуть ли не докрасна раскалялись орудийные стволы. Из окопов и траншей, растянувшихся ломаной линией по невысоким холмам, летели гранаты, неумолчно тараторили пулеметы. Снова надвигались бронированные чудовища и снова откатывались, а потом атака захлебнулась и застряла в горле дороги комком подбитых машин.

  Это происходило в 17 километрах от города Харэра, административного центра провинции Харарге. Вскоре эфиопские войска перешли в контрнаступление и находились уже в 46 километрах от города.

  На полдороге к новой передовой лежал мертвый городок Федис. Зияли черные провалы окон и дверей глинобитных хижин, стены были прошиты пулеметными очередями. Нигде ни души, и только на центральной площади над чудом уцелевшим зданием развевался трехцветный национальный флаг Эфиопии. Поля кукурузы и сорго местами выжжены, местами вытоптаны беспощадными гусеницами танков. Среди высоких стеблей редко-редко встречались крестьяне, запоздало убиравшие урожай.

  В районе Харэра свыше 20 тысяч человек остались без крова. К заборам и стенам домов прижались хибарки из камня и ржавого листового железа, тростниковые шалаши, где нашли приют бездомные. А на окраине города был создан лагерь для пяти тысяч беженцев — преимущественно женщин и детей...

  Что же произошло в Эфиопии?

  Революция открыла путь к построению нового общества, но и поставила трудовой народ перед необходимостью защищать завоевания. Реформы ВВАС пришлись явно не по вкусу бывшим помещикам, буржуа и крупным чиновникам, лишившимся ферм, доходных домов, компаний и былых привилегий. Они сколачивали вооруженные банды, разжигали межнациональную рознь, сепаратистские настроения и религиозные противоречия, организовывали террор, диверсии и экономический саботаж, который вел к подрыву производства и вызывал непомерный рост цен. Контрреволюционеры убивали из-за угла активистов, подлинных революционеров, председателей ассоциаций крестьян и городских жителей, профсоюзных лидеров и членов ВВАС. От руки наемных убийц пал и главный администратор провинции Каффа Касаи Мандефро, с которым мы мирно беседовали в городе Джимма.

  Западные державу — члены НАТО — снабжали оружием и деньгами банды сепаратистов, оперировавших в северных и восточных районах Эфиопии, устраивали вооруженные провокации на границах. Летом 1977 года странам НАТО удалось натравить на революционную Эфиопию сомалийских экспансионистов. В Могадишо к тому времени взяли верх люди, исповедующие теорию создания силой оружия «великого Сомали», включающего Джибути, часть территории Кении и Эфиопии. Иными словами, они претендовали на все районы Африканского рога, где пасут стада кочевые племена, говорящие на сомалийских наречиях и мирно живущие бок о бок с десятками иных народностей, оседлых и кочевых.

  Правители Могадишо одно время пытались заверить мир, что они не причастны к вооруженному конфликту на Африканском роге. Дескать, военные действия были развернуты неким Фронтом освобождения Западного Сомали, о существовании которого никто не догадывался до июля 1977 года, когда о нем оповестило радио Могадишо. Но этот мифический «фронт» оказался на редкость хорошо подготовленным к современной войне. С первых дней в боях приняли участие танки, тяжелая артиллерия и авиация. Словом, очень быстро стало ясно, что на территорию Эфиопии вторглись части регулярной армии Сомали. Используя момент внезапности и начальное превосходство в живой силе и технике, они проникли на 300 километров в южных и юго-восточных районах, а на востоке углубились на 700 километров, оккупировав пятую часть Эфиопии и сровняв с землей Каллафо, Вардере, Дагабур, многие другие эфиопские селения.

  Я попал на линию фронта с помощью министерства информации и национальной ориентации Эфиопии. Поездку организовали для большой группы местных и иностранных журналистов. Мы сели на «Боинг» национальной компании «Эфиопиэн эр-лайнз» и вскоре приземлились в аэропорту Диредава, третьего по величине города страны.